– Вас зовут.
Анжела проводила ее угрюмым взглядом. На заре лет или на склоне, ни одна сестра из приюта не пожелает визита в кабинет матери-настоятельницы дважды за один вечер. В кабинет она вошла, поглубже засунув руки в карманы джинсов.
– Да, матушка?
– Мне звонили.
– Правда?
– Да. Звонила тетя Брайди.
– О госпо… простите.
– Скорее «черт побери». На твоем месте я бы сказала «черт побери». Но я ведь не на твоем месте, так или нет?
– Ни в коем случае, матушка.
– Ты что это, мне хамишь? Имей в виду, я не потерплю…
– Нет-нет, что вы. Клянусь, нет. Я всего лишь подтвердила…
– Короче. Дело вот в чем. – Подчеркивая мрачность сообщения, Мэри Маргарет поднялась из-за стола. – Дядюшка Майки, – выговорила она по слогам. Расшифровка, собственно, и не требовалась. Эти два слова, набатом звучавшие в течение всей жизни Анжелы, были сказаны. Пущены в свободный полет на беду тому, кто случайно их услышал. Пусть теперь поломает голову. Дядюшка Майки. Ничего взрывоопасного. Никаких катаклизмов не обещает. Никому, кроме Анжелы.
– О-о-о, – выдохнула она. Выдавила. Простонала.
– Видимо, вы нужны дома, – без энтузиазма продолжила Мэри Маргарет.
– Д-да, конечно. – Анжела набрала полную грудь воздуха и осторожно спросила: – Швыряется тарелками?
– Хуже. Гораздо хуже. – Эффектная пауза. – Вываливает горшок на улицу. Из окна.
– Это не в первый раз. Пару лет назад он уже такое проделывал, – небрежно, будто о рядовом факте, сообщила Анжела. Главное – не показать, что у нее сейчас творится внутри. А внутри у нее оживал небольшой, но очень злобный вулкан.
– Знаю. – Мэри Маргарет никому не позволяла сбить себя с толку. – Тетя Брайди мне рассказывала. Но тогда он только выливал из горшка, если я не ошибаюсь?
– Но ведь он не?.. – Анжела скривилась.
– Именно. Собирает все говно за несколько дней – и в окно. Девочка шла внизу, так он ей чуть бантик не засрал. Зато туфлям хана. Бедный ребенок. Твои тетушки в растрепанных чувствах. – Последнее было высказано с явным упреком в адрес Анжелы.
Как будто во всем этом она виновата!
– У меня несколько дней выход…
– Только на следующей неделе.
– А может, лучше мне…
– Мне нужно, чтобы ты была здесь, когда явится этот растреклятый миссионер. Настырный, ублюдок. Как начнет талдычить – и ты хоть тресни. Сочиняет что-то там про бедность третьего мира и все такое. Сначала им займешься, а потом уже дядей Майки. Можешь отправляться во вторник или в среду. Но только на две ночи, и ни секундой больше, ясно? Сестер и так не хватает. Утром напомнишь, чтобы я заказала билет на самолет. Ну все. Иди.
– Позвольте спросить, матушка. Вы не думали о моей…
– Опять ты со своей бодягой про миссии? – Пошарив в ящике стола, Мэри Маргарет вытащила пачку «Эфтон», прикурила и с наслаждением затянулась. – Сейчас ты нужна здесь.
– Да, конечно, но мне казалось, что смысл в том, чтобы двигаться дальше. Я же здесь уже больше пяти лет.
Мэри Маргарет мрачно хмыкнула:
– Анжела, Анжела, Анжела. – Она уронила голову; дым сигареты тянулся вверх белесыми, причудливо извивающимися струйками. – Ты напичкана идеями – вот в чем твоя беда.
– Идеи у всех есть, те или иные.
– Идея пойти в монашки – не у всех.
– Но я ведь хорошо выполняю свою работу, правда?
– Может, оценку тебе выставить?
– Я ведь сдала экзамены.
– Не сомневаюсь, из тебя выйдет превосходный соцработник или кем ты там вбила себе в башку стать. – Глубоко затянувшись, Мэри Маргарет со свистом выпустила дым сквозь стиснутые зубы. Открыла рот, чтобы что-то добавить. Передумала. – Сама дойдешь в свое время. – И мотнула головой, выпроваживая Анжелу.
– Дойду, матушка, непременно дойду, если только вы мне дадите хоть один шанс.
– Я не о том, дубина. Послушай… – Мэри Маргарет умолкла, подбирая слова. – Мне вовсе не хочется изображать из себя каток и размазывать тебя по асфальту.
Анжела скептически прищурилась.
– Однако я в какой-то мере ответственна за тебя, сестра. – Мать-настоятельница сцепила пальцы. Морщины на лбу отразили всю степень ее ответственности. – И вот что я хочу тебе сказать… не черта тебе делать в монашках. – Последние слова она выпалила, словно в страхе ими подавиться.
Анжела ахнула. Начальство впервые выдало это вслух. Услышать такое после пяти лет тяжкого, изнуряющего, неблагодарного труда было по меньшей мере несправедливо. Не дожидаясь возражений, Мэри Маргарет ткнула пальцем в дверь и продолжила атаку:
– Ну-ка, глянь туда. Что там у нас? Куча трухи – я имею в виду монахинь. Половина из тех, что остались, понятия не имеют, на этом они свете или уже на том. Есть, правда, горстка ценных кадров лет тридцати-сорока, не без достоинств, но зато с багажом за плечами не самого приличного свойства.
– Тем более мне стоит… – попыталась вставить Анжела.
– Не встревай и прочисть уши, – гаркнула Мэри Маргарет. – Сестра Алоиза торчит здесь потому, что ей все равно – где торчать. Кармел – божий человек, ей самое место среди здешнего сброда. Фрэнсис страшна как смертный грех и сбежала из приюта Святой Клэр, где ее терроризировали сестры. Мари-Тереза – француженка. Еще парочку уболтали дядюшки, потому что эти старые девы сидели у родни на шее. Тебя никто не уговаривал, сестра, нет?
– Не припомню такого, – холодно сказала Анжела.
– НО! Все они схожи в одном – в здоровой вере в Бога и прочие христианские ценности. Вот что необходимо, если ты намерена принести свои клятвы Господу.
– Вы хотите сказать, что я не… – Анжела в шоке отшатнулась.