– Тебе чего? – прошипела девушка, вытягивая шею – не прячется ли за спиной у Анжелы Стив.
– Можно войти, Николя? Не бойся, я одна.
– Насрать мне, мать твою, одна ты или нет, – фыркнула Николя, но посторонилась.
– Ты ведь боялась, что я привела Стива, верно? – беззлобно отметила Анжела, пытаясь подобрать ключик к беседе. Если, конечно, можно назвать беседой общение с ощетинившейся и явно не расположенной к болтовне юной особой.
Николя тем временем изучала ее с головы до ног. Вытащив ком жвачки изо рта, прилепила его к железной ножке кровати, закурила и нахохлилась выжидающе – давай, мол, выкладывай и вали отсюда. Анжела с улыбкой кивнула на стул – можно? Угрюмый кивок в ответ. Анжела села и протянула руку к тумбочке – пепельницу передать? Еще один угрюмый кивок. Молчание.
На стенах ровным счетом ничего – ни постеров, ни фотографий, с которых можно было бы начать разговор. Журналов тоже нет, а книг тем более. За что же зацепиться? Абсолютно безликая комната, будто и не живет никто. Пока Анжела в отчаянии озиралась, Николя безмолвно дымила, не сводя с нее неприязненного взгляда.
– Я тоже покуриваю. Две-три сигареты на ночь. – Попытка неуклюжая и определенно безуспешная.
– Охренеть. Еще какие грешки за тобой водятся?
Николя не скрывала презрения. Демонстрируя превосходство, скрестила на груди руки и вскинула голову. Анжела удрученно поерзала на стуле, отвела глаза от лица девушки и наткнулась взглядом на батарею парфюмерии. Бутылочки, флакончики, коробочки и тюбики всех мастей, в том числе и самых дорогих марок, явно добытые ловкостью рук. Вот тебе и ключик к Николя. Девочка любит косметику. Не слишком обнадеживающе, но на безрыбье… Придется рискнуть. Хотела ведь побольше разузнать о Стиве, а для этого нужно попытаться побольше разузнать о самой Николя.
– Отличная у тебя коллекция. – Анжела легко пробежала пальцем по крышкам флакончиков. – Мне бы хотелось краситься.
Зеленый взгляд вспыхнул чем-то близким к любопытству. Похоже, Николя привыкала к мысли, что женщина может обходиться без косметики. Она затянулась глубоко и выдохнула; у Анжелы защипало глаза.
– Монашкам нельзя?
– Да нет… Можно, наверное, если хочется…
– А смысл? Ради кого? – Николя запустила пальцы в волосы, захватила рыжую прядь, покрутила и отбросила за спину. На Анжелу она теперь смотрела, как на невиданное и жалкое насекомое.
– Не знаю. Для себя ведь тоже приятно краситься, разве нет?
От негодующего фырканья Николя длинные разноцветные ярлычки на бутыльках с косметикой затрепетали.
– Хочешь, накрашу? – Губы изогнулись в неловкой полуулыбке. – Зашибись. Никогда монашку не красила.
– Николя, не ругайся, пока я здесь.
– А я тебя звала? – взорвалась Николя. Зеленые глаза смотрели с вызовом.
Анжела вздохнула. Орешек из тех, что никому не по зубам. Совсем еще девочка, а уже непрошибаема. К тридцати, если выживет, заматереет окончательно. Сейчас еще хороша по-своему, ершиста, но хороша. Даже выбитый верхний резец придает ей хулиганского шарма. Или пиратского. Точно, пиратского. Флибустьерша с корабля под реющим «Веселым Роджером».
– Я бы не прочь. Накрасишь когда-нибудь?
– Ну-ка дай… – Николя цепко ухватила ладонь Анжелы, пристроила на тумбочке, выдернула из батареи флакон и занялась ногтями, ловко намазывая один за другим и высунув от усердия кончик языка. Она молчала, пока не закончила работу.
– Нравится?
– Прелесть, Николя! – искренне восхитилась Анжела. – Ни один не смазала.
Опустив голову, Николя трудилась над второй рукой.
– Зашибись! – Еще одна почти улыбка. – Когда-нибудь открою свою косметичку… типа салон. Я здесь почти всем хари мажу. Ты когда постучала, я думала, это из них кто-нибудь пришел проситься. Мать… э-э-э… будь я проклята, если стану на них бесплатно пахать, – с горечью сказала она.
– Считай, тренируешься, – подбодрила Анжела.
– Во. Для тренировки самое то. – Николя с недовольным видом присматривалась к ногтям Анжелы. – Подпилить бы не мешало. Когда буду тебя красить, ногтями тоже займусь. Только сначала надо попарить, чтоб размякли.
Ты-то сама, дорогая, еще не размякла для беседы о брате? Анжела раздумывала, с какой бы стороны подъехать к Николя, как та вдруг перехватила инициативу:
– Не дело это – себя запускать. Даже для монашки. Как это вышло?
– Я не обращала внимания на ногти… Что – вышло?
– Ну, это… В монашки-то как тебя угораздило загреметь? Изнасиловали?
– Ничего подобного, – возмутилась Анжела. Николя пожала плечами. Отлично, прекрасно, как скажешь. Разговор поддержать хотелось, но на нет и суда нет.
Анжеле вдруг пришло в голову, что ее поведение не слишком красиво. Сама навязалась к этой девушке, сама наделила себя правом вести допрос и отвергает все, что бы ей ни предлагала Николя, если тема не касается Стива. Хороша праведница, нечего сказать. Вместо того чтобы проповедовать высокие моральные принципы, лучше бы с девушкой по-человечески поговорила.
Что ж, начнем сначала. Анжела подобрала под себя ноги, обняла колени и завела рассказ о тетушках, дяде Майки и своей мечте попасть в миссию. Николя время от времени кивала, не отвлекаясь, однако, от процесса превращения в Клеопатру. Сначала на лицо лег слой тонального крема, затем в ход пошли пудра, румяна, черный карандаш для глаз и блеск для губ, самых сияющих из когда-либо виденных Анжелой.
Внимание Анжелы привлек черный инкрустированный ларец с замочком, пристроенный под столом. Для украшений, решила она, заметив на груди у Николя миниатюрный ключик. Сделав лицо, Николя взялась за волосы и яростно чесала их щеткой до тех пор, пока рыжая копна не засверкала, будто облако в лучах солнца. Рассказ Анжелы и преображение Николя завершились почти одновременно. В камнатушке наступила тишина.